Писатель, сценарист и драматург Душан Митана – один из лучших словацких прозаиков. В 2005 году его роман «Откровение» (сл. “Zjavenie”) получил премию Литературного фонда, а также главную награду Ассоциации писательских организаций Словакии. В 2006 с этим же романом он был одним из первых финалистов литературного конкурса «Анасофт литера».

Сборник рассказов «Ночные новости» (сл. “Nočné správy”) полон тайн, обыденные истории кажутся сюрреалистическими и наоборот, рациональность и абсурд смешиваются воедино и превращаются в подобие загадки, на которую мы можем ответить лишь сами себе. Все рассказы в той или иной мере касаются семейных и супружеских отношений, при этом разительно отличаются друг от друга и принесут вам палитру эмоций.

В рассказе «Дьявольская трель» мы видим, как сталкиваются два противоположных мира, на одной стороне обычный работающий мужчина, а на другой пожилая женщина, чье мировоззрение находится за рамками нашего понимания. Рассказ поражает читателя незаурядными сюжетными поворотами и оставляет широкие возможности для интерпретации.

Желаем вам приятного чтения!

Дмитрий Городов

Душан Митана – Дьявольская трель

Единственным доказательством того, что в доме еще кто-то живет, были два окна на третьем этаже. В них виднелись шторы. Почти все остальные окна были выбиты, стены расписаны непристойными словами и граффити, штукатурка осыпалась.

Меня сюда отправили из окружного исполкома, где я получил данные о жилищной ситуации у пожилых людей в Братиславе; в редакции мне дали задание написать статью на эту тему. Это был весьма любопытный случай: здесь жила одинокая пожилая женщина, которая напрочь отказывалась переезжать, и было бесполезно ей объяснять, мол дом находится на территории предназначенной для реконструкции и что его надо снести; она настаивала на своем – добровольно не уйдет. Ей предлагали однокомнатную квартиру первой категории, но она наотрез отказывалась. Меня это заинтриговало, поэтому в три часа дня я поднялся по шаткой лестнице на третий этаж и нажал на звонок возле двери с латунной табличкой: Анна Смречанская.

Ничего не произошло, ничто не нарушило тишину кроме упитанных крыс, которые пару раз пробежали по лестнице. Только после третьей попытки мне пришло в голову, что звонок, скорее всего, не работает, и я громко постучал в дверь. Спустя минуту за дверью послышались тихие, шаркающие шаги. Дверь на цепочной щеколде приоткрылась и в щели появилась голова старушки; её голубые, словно поблекшие от солнца глаза тщательно меня осмотрели. Мне казалось, что больше всего она разглядывала мои длинные волосы. Затем она сказала, что я должен подождать секунду, забренчала цепочкой и впустила меня внутрь.

Мы вошли в комнату, обставленную старомодной мебелью, и старушка усадила меня в мягкое плюшевое кресло. Снаружи доносился гул улицы, звон трамваев, гудение машин, голос продавца газет.

«Я скоро закончу», – сказала она, показывая на спину какой-то женщины, которой в этот момент накручивала волосы на бигуди. По всей видимости, она таким образом подрабатывает себе на жизнь, подумал я и тут же заметил огромного, неподвижно лежащего пса, который точно сжирает минимум два кило мяса в один присест. Я осознал, что на самом деле старушка зарабатывает на пропитание этого пса и сразу же почувствовал к нему отвращение.

Где-то через пять минут старуха вдруг прекратила завивку, на её лице появилось выражение экстаза, она начала помахивать рукой в такт, как будто слушала беззвучную музыку, а вскоре начала дирижировать. «Это был великолепный пассаж, не так ли? Вы слышали? Великолепно», – тихонько произнесла она, пробудившись от восторга, и с жаждущим ожиданием посмотрела прямо на меня. Я решил, что сумасшедшим лучше не перечить, поэтому кивнул. Ее лицо засияло от радости.

«Вы это тоже слышали? – вскрикнула она и схватила меня за руку. – Это великолепно. Вы первый человек, который услышал мою музыку. Вы знаете ноты?»

«Знаю», – признался я.

«Это великолепно. Наконец-то, хоть кто-то с музыкальным слухом и кто владеет нотной грамотой. Великолепно». Она начала быстро и ловко снимать бигуди с головы посетительницы. «Готово», – сказала она и позволила засунуть деньги себе ровно в карман халата.

Клиентка повернулась, и я оторопел – это был высокий, мускулистый мужчина с густой, черной бородой.

«Прошу, садитесь, – она подвела меня к парикмахерскому креслу и, прежде чем я смог возразить, прожужжала мне в ухо: Вот так, сначала помоем волосы, потом их накрутим, ваши волосы прямо созданы для завивки!» – и нежно погладила меня по голове.

Бородатый мужик повернулся перед выходом и сказал: «Ты тут впервые, да? Старушка знает свое дело, хоть и немножко поехавшая. Ты главное ей не мешай, когда она слушает музыку», – он засмеялся и закрыл за собой дверь. Я хотел возразить, хотел объяснить ей, что я пришел по другому поводу, но она уже начала мыть мою голову и рассказывать, что она работала парикмахершей еще во времена монархии.

«Мне бы в жизни не пришло в голову, что однажды мне придется делать завивку мужчинам. Но вышло так, как говорила Сибилла: «Уже и не отличишь женщину от мужчины». Все происходит как она и говорила. Что должно случиться, точно случится. А даже если бы случилось совсем иначе, чем должно было случиться, случилось то, что должно было. Я весьма неплохо этим зарабатываю. Каждый день Неро сжирает очень много еды», – она кивнула головой в сторону пса.

Потом старая женщина призналась, что на ночь затыкает замочную скважину. От Луны. «Нельзя, чтобы она меня поймала», – сказала она. «Вы знаете, у Луны ужасающая сила. Она проникнет даже сквозь замочную скважину и способна вытащить вас наружу. Я очень сильно боюсь, что однажды забуду заткнуть замочную скважину, и соседи потом обнаружат меня, ходящую по крышам. Такой позор я бы не смогла пережить. У Луны ужасающая сила. Почти как у Неро, – она погладила псину по шее. – Почти как у музыки».

Она начала перечислять всю родословную Неро, но не закончила. Она опять заслушалась своей внутренней музыкой и после восторженно сказала: «Это был виртуозный фрагмент, не так ли?»

«Дьявольская трель. Тартини», – сказал я с иронией. «Однако не Тартини её придумал, – добавил я. – Ему дьявол нашептал её на ухо, пока композитор спал, а после пробуждения Тартини всё просто записал».

«Ого, да вы знаток», – сказала она и с уважением похлопала меня по плечу.

«Можно мне посмотреть в зеркало?» – спросил я.

«Почему бы нет?»

Она поставила предо мной овальное зеркало с костяной ручкой, и меня чуть удар не хватил. У меня вся голова была в бигудях. Черт побери, как я потом с этими кудряшками в редакцию пойду-то? А моя жена – она будет первой, кто меня таким увидит! В пять часов мы должны были встретиться перед обувным магазином, она хотела купить мне ботинки. Мы уже ходили по магазинам вчера, но мне все ботинки оказались малы. Позже дома мы обнаружили причину – у меня на ногах были слишком длинные ногти. Я их постриг и сегодня утром попробовал надеть ботинки, которые мне не удавалось натянуть вчера. Они пришлись мне впору, но у меня не было с собой денег. Жена сегодня получила зарплату, так что утром по телефону мы договорились, что встретимся перед обувным магазином и купим их, и я попросил их отложить.

«Ну уж нет, – вскрикнул я, увидев свое отражение. – Так дело не пойдет. Снимите это всё с меня немедленно!»

«В чем дело? Я плохо накрутила ваши волосы?» – испуганно спросила старушенция.

«Я не для этого сюда пришел», – указал я пальцем на свою голову.

«Нет? А зачем вы тогда пришли? – в её голосе прозвучали нотки подозрения и недоверия. – Вы из жилищной инспекции?»

«Нет. Ни из какой жилищной инспекции я не пришел… А стричь, стричь вы умеете?» – спросил я с надеждой.

«Под ежика? Но это сейчас не в моде».

«Под ежика, именно так, под ежика!»

«Чудак вы, ей-богу чудак. Сами не знаете, чего хотите. Вам, наверное, тяжело живется. Мне уже долго не приходилось никого стричь, но раз уж вы знаете ноты…» – она улыбнулась и начала снимать бигуди.

Время неумолимо летело, а я все еще не начал разговор на тему, ради которой я сюда и пришел. Когда она начала меня стричь, я ей сказал, что я редактор и был бы рад поговорить с ней о том, почему она не хочет переселяться из этого дома, хотя знает, что его вскоре снесут, но она меня перебила и очень отчужденно, словно я её предал, спросил: «Так вы журналист?» На короткое время воцарилась тишина, видимо она решала, вышвырнуть ли меня сразу или сперва закончить стрижку.

Потом спросила: «Но ноты вы знаете, не так ли?»

Я кивнул.

Она сказала: «Знаете что? Я иду сейчас в магазин, а вы меня здесь подождите. Я скоро вернусь».

Я посмотрел на часы, было без пяти минут четыре.

«У меня нет времени», – возразил я.

Она молча на меня посмотрела, после чего сказала: «Уверена, что вам времени осталось больше, чем мне».

Старушка сняла халат, взяла сумку для покупок и ушла. Я остался там торчать один, полголовы острижена, полголовы с кудряшками, и не мог даже пошевелиться. Я не мог даже пройтись по комнате. Как только я подошел к двери, Неро поднялся и угрожающе зарычал. Я попробовал подойти к окну, но результат был таким же. Конечно же, мне не хотелось прыгать с третьего этажа, но я надеялся, что мне удастся закричать и сообщить людям на улице, на свободе, о моей ситуации, но это было безнадежно. Неро заставил меня признать, что он действительно обладает внушительной силой. Мне пришлось сидеть в старом плюшевом кресле, которое было пропитано многолетней пылью, и мне казалось, что эта пыль медленно, но уверенно проникает и в меня.

Она вернулась через полчаса. Для Неро она принесла огромный кусок мяса, а мне бутылку молока и две булки.

«Спасибо, – удивленно промолвил я. – Мне будет достаточно, если вы подстрижете мне вторую половину головы. Я не могу вас заставить говорить что-то для моей статьи, но…»

«Это неважно. Это абсолютно неважно, – перебила меня старушка. – На стрижку у нас будет достаточно времени».

«Я не знаю как вы, но мне нужно в пять часов встретиться с женой».

«Вы женаты? А выглядите таким молодым. Ну ничего страшного. Жена пару дней может подождать».

«Пару дней?» – я выпрыгнул из кресла и раздраженно начал ходить по комнате.

«В зависимости от того, как у нас будут продвигаться дела. Уверена, что вам придется здесь на пару дней задержаться. У нас много работы. Уже понимаете?»

«Не понимаю», – честно признался я.

«Но ведь это всё так очевидно. У меня в голове полно музыки, но я не знаю ноты. Я вам эту музыку буду показывать, а вы её перепишите в ноты».

«Показывать?» – спросил я. На мгновение меня заинтересовала техническая сторона этой проблемы.

«Показывать, – сказала она и жалостливо добавила: – петь я не умею».

«Я вас прошу, поймите, в этом нет никакого смысла. Вы не можете меня здесь просто так держать в заложниках. В редакции знают, куда я ушел и уже завтра сюда придут из милиции.

Я думал, что мне удастся её этим напугать, но она спокойно сказала: «Придут так придут. У нас все равно впереди еще целая ночь. Хотя бы что-то. Пусть хотя бы частица моей музыки сохранится. Ведь после каждого человека что-то должно же остаться, не так ли? А у меня даже детей не было».

Она присела ко мне на постель. Постель заскрипела, как будто в ней сломалась сгнившая доска.

Смеркалось.

Я быстро встал.

«Не могли бы вы включить свет?» – спросил я.

«Включить свет? Зачем? Вы лучше насладитесь этой музыкой в темноте».

«Для начала мне ее нужно услышать».

Она испуганно воскликнула: «Боже мой, так все-таки вы её не слышите! Это невозможно, вы врете, не так ли?»

Её умоляющий, навязчивый голос был перебит завывающим ревом машины скорой помощи. На мгновение мне показалось, что кто-то пришел мне на помощь, и я шагнул в сторону двери, но угрожающий рык Неро заставил меня вернуться.

«Но вы же говорили, что её слышите, так ведь? Вы же это говорили. И вы знаете ноты. Никто другой не знал ноты. Вы не можете меня обмануть. Только не сейчас. Сейчас, когда я вам поверила, только не сейчас».

Я колебался.

«Сначала включите свет, потом обсудим остальное».

Она не ответила.

«Ну тогда я сам включу свет», – сказал я и быстро шагнул к двери, возле которой торчал круглый выключатель. Послышался щелчок, но свет не включился.

Старуха захихикала: «Электричество мне отключили уже год назад. Воду и газ еще оставили. Скорее всего по ошибке. Очень скоро их тоже отключат, – она замолкла, а потом добавила: – лишь мою музыку мне не могут отключить». В её голосе звучала чистая, искренняя радость, даже когда она встала, подошла к старинному шкафу, взяла в руки канделябр и сказала: «Не бойтесь. Свет будет». Она нанизала три толстые короткие свечи из красного воска на острые наконечники латунного канделябра, зажгла их и поставила на стол. Пламень свечей как будто затемнил комнату. Свет удерживался только в маленьком кругу и оставил углы заполненными темнотой, из-за чего казалось, что от них идет какая-то таинственная угроза.

«Сколько вам лет? – спросил я. – Вы говорили, что работали парикмахершей еще во времена монархии?»

«Девяносто три».

«Не может быть. Вы выглядите на шестьдесят».

«Это благодаря музыке, – сказала она. – Она замедляет время».

Я с удивлением посмотрел на неё: «Замедляет? Разве не наоборот, не ускоряет? Знаете, я часто об этом рассуждал. Я обнаружил, что когда я пишу какой-нибудь рассказ, время идет быстро. Мне кажется, что я писал всего час, а потом обнаруживал, что прошло уже пять часов. Время ускорялось».

«Но вы ошибаетесь, – улыбнулась она, – время замедлялось. Иной человек за это время по-настоящему постарел на пять часов, но вы постарели всего на один час».

 У меня было желание поболтать с ней еще на эту тему, но я вспомнил о жене, впустую ждущей меня перед обувным магазином, а когда я осознал, что вчера зря постриг свои ногти, то встал и сказал: «Ну тогда дайте мне какую-нибудь ручку и бумагу. Сначала мне нужно начертить нотный стан. Только быстро, чтобы мы могли поскорее закончить». Она мне их дала, и, пока я чертил линии, радостно улыбалась и говорила: «Где еще, скажите мне, где еще  я бы могла услышать такую прекрасную музыку?»

Темнота за окном сгущалась, но в комнате было все светлей и светлей.

Перевод: Дмитрий Городов

Редакция: Анна Глоба